WWBKD?
Спасибо, m.urs! Ты не представляешь, как мне приятно, и что для меня значит то, что ты небрежно называешь "почеркушками". Мне понравилось быть твоим Музом =)
И мы обязательно еще увидимся, и не раз. Уже скоро. Я пообещала.
10.12.2010 в 19:15
Пишет m.urs:Никто меня за язык не тянул, да-да)
Как и говорила, правда это не совсем то получилось..
Варнинг: сумбурно, сопливо, бездиаложно, время меняется.
Но я влюбилась в этот "оридж".
Fenrira Grey, дорогая, дарю)
От чистого сердцаи больной головы. Люблю тебя, спасибо, что ты есть...
«Апельсин с корицей»«Апельсин с корицей»
Я слушала стук капель по мокрой крыше вагона…
Я ехала, кажется, долго-долго и далеко-далеко, и отмеряла время этим стуком капель, подсчитывая, сколько осталось до момента, когда я увижу ее.
Он гипнотизировал меня, околдовывал, я закрывала глаза и представляла, как хлесткие капли разбиваются о мокрую крышу тучами незаметных глазу брызг, хрустально переливаясь в свете семафоров.
За окном вагона проносились привычные пейзажи, они быстро-быстро сменяли друг друга, как в слайдшоу, а где-то вдали постоянно мелькал крошечный и такой одинокий огонек. Мне было приятно думать, что этот огонек – она.
Этот поездной, больной какой-то, бред преследовал меня всю дорогу, растворяясь в запахе кофе и сигаретном дыме, змеившемуся по тамбуру бледно-серой, плавной и извилистой лентой.
А там, за окном, капли стучали и стучали, неутомимо и упорно, как будто хотели добраться до меня. А я уже спала, съежившись на неудобной полке, каштановые пряди моих волос свисали почти до пола и подрагивали в такт движению поезда. Я еле слышно вздохнула и перевернулась на другой бок. Я ехала к ней.
***
Утро выдалось неласковым, хмурым, каким-то карандашным. Серость, сонливость, неподвижность и чуть прихваченные морозом полудождинки-полуснежинки с неба. И как в тумане я делаю первый шаг на перрон её города, выглядываю в толпе встречающих апельсиново-яркую макушку, сомневаясь, волнуясь и все еще не веря, что приехала к ней. Ожидание чуть не сжигает меня изнутри – я здесь, наконец-то, так близка и досягаема, а ее все нет. Я медленно бреду по перрону прямо, стараясь не всматриваться вдаль, мне становится как-то безнадежно, и уже не верю почти, что она придет… Счастье – яркими красками, одуряющим запахом цитрусовых, смехом и ее объятиями - настигает меня внезапно, как будто она возникла прямо из воздуха, так близко, а может быть, она и шла все время рядом со мной, только я не замечала?
Она смотрит на меня полунасмешливо, улыбка чуть трогает ее губы, а потом почти шепчет:
- Ну, здравствуй, – мотает головой, как будто хочет избавиться от навязчивой мысли, хватает меня за руку и тащит за собой сквозь толпу и гомон.
И я, ошарашенная ее близостью, молча следую за ней, слепо, врезаясь в прохожих, не осознавая реальности. Мы ныряем в метро, она что-то говорит мне, как всегда быстро-быстро, проглатывая окончания слов, но я не вникаю в смысл, я смотрю, как она говорит, движется, поворачивает голову, чуть сощуривает глаза, как будто хочет разглядеть что-то вдали – это все так непривычно и ново для меня, что мне хочется коснуться ее, чтобы еще раз осознать, что она настоящая.
Вот, мы уже в вагоне, сидим рядом, держимся за руки и от этого так непередаваемо хорошо и спокойно, что хочется закрыть глаза и нежно так, чуть хрипло мурлыкать как заправская кошка. Она и закрывает, откидывается на спинку сиденья, а я искоса, из-под ресниц почти, кошусь на нее, стараясь запомнить, впитать, унести под кожей эту частичку счастья. Я оглушена сейчас – ей, настоящей и такой сказочной. Тонкая и изящная, легкая – яркий мазок кистью по холсту – она, кажется, спит, так неподвижна и расслаблена. Но мы подъезжаем к нашей станции – вздрагивает, открывает глаза и сразу становится воплощением энергии и грации – не движется, летит будто, по-прежнему крепко держа меня за руку.
Улицы, дома ее города проносятся мимо меня будто во сне. «Потом, это все потом,» - думаю я, продолжая смотреть на нее в реальности – короткие рыжие волосы, невозмутимый вид, живой, как будто объемный, смех и глаза – невыносимо-зеленые – блестят и хитро так на меня смотрят. Мне все безразлично сейчас, центром мира в это время стала для меня она – ведь невозможно же не смотреть, не любоваться, не удивляться теплу от ее ладони в моей. Мы куда-то заходим, мое чудо гремит ключами и открывает дверь, пропуская меня вперед – так я впервые оказываюсь дома.
***
Мы сидим на маленькой кухне – душно, жарко, задымлено, пахнет кофе, но все же до невозможности уютно, так, как не бывает больше нигде. Я, все еще в растерянности, склоняюсь над своей чашкой, вдыхаю острый, пряный аромат корицы и улыбаюсь, наверное, глупо и по-детски. Рука моя почему-то дрожит, когда я тянусь за сигаретами. Я прикуриваю, а потом выдыхаю дым, удушливо-сладкий, не то роза, не то клубника. А она усидеть на месте не может, будто остановиться значит умереть – быстро накрывает на стол, зачем-то убегает в комнату, возвращается, останавливается рядом со мной, но все равно не замирает – пританцовывает на одном месте, как всегда полунасмешливо глядя на мои тщетные попытки нормально выпить кофе, деть куда-то руки и покурить. Я нервно терзаю браслет на запястье, поглядываю в ее сторону, она смеется, звонко и заразительно, а потом обнимает меня, утыкается носом мне в макушку, вдыхает запах волос(черт, после поезда от них скорее всего разит табаком) и шепчет:
- Все же хорошо, глупенькая. Ты здесь.
- Здесь, - как-то хрипло повторяю я, будто бы пробуя слово на вкус, стремясь осознать и привыкнуть к этой вот близости, одуряющим запахам кофе, корицы и цитрусовых, горькому шоколаду (прости, больше ничего не купила), вечному движению, грации и уюту – уникальному, доступному только здесь. И вдруг понимаю, что все это так просто – как дышать, успокаиваюсь, обнимаю ее покрепче и тихо говорю:
- Я тебя люблю.
Она замирает, а мне становится так спокойно и хорошо, что я понимаю – все, вот теперь можно даже и умереть. Через пару секунд в абсолютной тишине раздастся ее прерывистый вздох и, нежное:
- И я – тебя.
***
Я проснусь рано, когда на улице будет еще темно, неслышно встану, прокрадусь к её постели и осторожно сяду на самый краешек – лишь бы не помешать, не разбудить ненароком.
Я буду наблюдать – как короткий локон непослушных волос скользит по её щеке, как она смешно и невероятно мило морщится и что-то бурчит в полусне, зарываясь в подушку. Я буду сидеть неподвижно и видеть, как первые лучи солнца отражаются апельсиновыми бликами в её волосах, как она сонно причмокивает тонкими губами, такими бледными и, наверное, холодными. Мне захочется прикоснуться к ней, запустить руку в спутанные волосы, нежно погладить трогательно выглядывающую из-под одеяла ключицу – такую хрупкую, будто нарисованную, захочется прижаться и не отпускать, вслушиваться в её дыхание, как будто оно осталось единственным звуком в мире, но я не сделаю этого.
Я буду ждать, когда она проснется, зевнет, сощурится, разглядывая меня на краю своей постели и недовольно, хриплым со сна голосом скажет: «Доброе утро».
И начнется день – наш день. Завтрак, сидение на уютной кухне, разговоры обо всем, смех.
А вечером – её любимые улочки в тусклом свете фонарей, мокрый снег, мы – взявшись за руки, чуть ли не вприпрыжку, потому что хочется петь, танцевать, потому что мы – вместе и это прекрасно.
А потом снова кухня – терпкий запах вина и пряностей, обжигающий глинтвейн, дольки апельсина, посыпанные корицей, полувзгляды, и мы – голова к голове, апельсин и корица, рыжая и каштановая, слушающие музыку в одних наушниках на двоих.
Молчание – уютное и правильное, наше с ней. Потому что когда любишь – не нужно слов.
***
В полутьме комнаты я буду лежать, уставившись в потолок, пока не почувствую – каким-то шестым чувством,не иначе –ее взгляд.
Так и есть – смотрит, сощурившись, чуть наклонив голову, внимательно и неотрывно, как будто тоже запоминает.
Плавные линии силуэта, взъерошенные волосы, тонкая маленькая ручка, нервно теребящая пододеяльник – все это я замечу как-то отстраненно, будто и не здесь, а сама буду бороться с болезненным, перекрывающим воздух чувством нежности и желанием прикоснуться, погладить эти нервные пальцы, а то и вовсе – сгрести в медвежьи объятия, прижать сильно-сильно, уткнуться куда-то ей в затылок и вдыхать, вдыхать ее запах, дурманящий, самый лучший. А потом – легонько коснуться губами изящной шеи, сдуть мещающие пряди волос и – ощущать ее, познавать новое чувство безграничной какой-то любви.
Она смотрит теперь уже куда-то в пустоту, машинально накручивает на палец прядь волос и не знает, что единственное мое желание сейчас - болезненное, ноющее, лишающее разума – коснуться губами ее губ…
***
Ощущение счастья растает крошечными серебристыми искорками, затейливо поблескивая в морозном воздухе. Оно оставляет за собой горькое, кофейное какое-то, послевкусие.
Мороз больше не имеет никакого значения – мне так холодно, что все становится слишком лишним. Все ощущения пропадают, растворяются, мне пусто и мерзко, а в легких едким комом оседает никотин десятой, наверное, по счету сигареты.
И хочется кричать, но нельзя, да даже если б было можно – из горла раздастся лишь сипение или хрип.
Поэтому я просто беззвучно плачу, изо всех сил пытаясь осознать – всё.
Все закончилось. Пока, мой рыжик.
Выдыхаю. Иду вникуда, тупо и слепо обшаривая окружающее пространство в поисках…в поисках…
Поезд. Странное оцепенение, одинокая слеза по щеке.
Я ложусь на жесткую полку, отворачиваюсь к стене и шепчу:
- Я люблю тебя. Мы еще обязательно увидимся.
А потом вдруг улыбнусь, вспоминая, как какой-то мужчина в метро посмотрел на нас и сказал своей жене:
- Посмотри, дорогая, они – корица и апельсин.
URL записиКак и говорила, правда это не совсем то получилось..
Варнинг: сумбурно, сопливо, бездиаложно, время меняется.
Но я влюбилась в этот "оридж".
Fenrira Grey, дорогая, дарю)
От чистого сердца
«Апельсин с корицей»«Апельсин с корицей»
Я слушала стук капель по мокрой крыше вагона…
Я ехала, кажется, долго-долго и далеко-далеко, и отмеряла время этим стуком капель, подсчитывая, сколько осталось до момента, когда я увижу ее.
Он гипнотизировал меня, околдовывал, я закрывала глаза и представляла, как хлесткие капли разбиваются о мокрую крышу тучами незаметных глазу брызг, хрустально переливаясь в свете семафоров.
За окном вагона проносились привычные пейзажи, они быстро-быстро сменяли друг друга, как в слайдшоу, а где-то вдали постоянно мелькал крошечный и такой одинокий огонек. Мне было приятно думать, что этот огонек – она.
Этот поездной, больной какой-то, бред преследовал меня всю дорогу, растворяясь в запахе кофе и сигаретном дыме, змеившемуся по тамбуру бледно-серой, плавной и извилистой лентой.
А там, за окном, капли стучали и стучали, неутомимо и упорно, как будто хотели добраться до меня. А я уже спала, съежившись на неудобной полке, каштановые пряди моих волос свисали почти до пола и подрагивали в такт движению поезда. Я еле слышно вздохнула и перевернулась на другой бок. Я ехала к ней.
***
Утро выдалось неласковым, хмурым, каким-то карандашным. Серость, сонливость, неподвижность и чуть прихваченные морозом полудождинки-полуснежинки с неба. И как в тумане я делаю первый шаг на перрон её города, выглядываю в толпе встречающих апельсиново-яркую макушку, сомневаясь, волнуясь и все еще не веря, что приехала к ней. Ожидание чуть не сжигает меня изнутри – я здесь, наконец-то, так близка и досягаема, а ее все нет. Я медленно бреду по перрону прямо, стараясь не всматриваться вдаль, мне становится как-то безнадежно, и уже не верю почти, что она придет… Счастье – яркими красками, одуряющим запахом цитрусовых, смехом и ее объятиями - настигает меня внезапно, как будто она возникла прямо из воздуха, так близко, а может быть, она и шла все время рядом со мной, только я не замечала?
Она смотрит на меня полунасмешливо, улыбка чуть трогает ее губы, а потом почти шепчет:
- Ну, здравствуй, – мотает головой, как будто хочет избавиться от навязчивой мысли, хватает меня за руку и тащит за собой сквозь толпу и гомон.
И я, ошарашенная ее близостью, молча следую за ней, слепо, врезаясь в прохожих, не осознавая реальности. Мы ныряем в метро, она что-то говорит мне, как всегда быстро-быстро, проглатывая окончания слов, но я не вникаю в смысл, я смотрю, как она говорит, движется, поворачивает голову, чуть сощуривает глаза, как будто хочет разглядеть что-то вдали – это все так непривычно и ново для меня, что мне хочется коснуться ее, чтобы еще раз осознать, что она настоящая.
Вот, мы уже в вагоне, сидим рядом, держимся за руки и от этого так непередаваемо хорошо и спокойно, что хочется закрыть глаза и нежно так, чуть хрипло мурлыкать как заправская кошка. Она и закрывает, откидывается на спинку сиденья, а я искоса, из-под ресниц почти, кошусь на нее, стараясь запомнить, впитать, унести под кожей эту частичку счастья. Я оглушена сейчас – ей, настоящей и такой сказочной. Тонкая и изящная, легкая – яркий мазок кистью по холсту – она, кажется, спит, так неподвижна и расслаблена. Но мы подъезжаем к нашей станции – вздрагивает, открывает глаза и сразу становится воплощением энергии и грации – не движется, летит будто, по-прежнему крепко держа меня за руку.
Улицы, дома ее города проносятся мимо меня будто во сне. «Потом, это все потом,» - думаю я, продолжая смотреть на нее в реальности – короткие рыжие волосы, невозмутимый вид, живой, как будто объемный, смех и глаза – невыносимо-зеленые – блестят и хитро так на меня смотрят. Мне все безразлично сейчас, центром мира в это время стала для меня она – ведь невозможно же не смотреть, не любоваться, не удивляться теплу от ее ладони в моей. Мы куда-то заходим, мое чудо гремит ключами и открывает дверь, пропуская меня вперед – так я впервые оказываюсь дома.
***
Мы сидим на маленькой кухне – душно, жарко, задымлено, пахнет кофе, но все же до невозможности уютно, так, как не бывает больше нигде. Я, все еще в растерянности, склоняюсь над своей чашкой, вдыхаю острый, пряный аромат корицы и улыбаюсь, наверное, глупо и по-детски. Рука моя почему-то дрожит, когда я тянусь за сигаретами. Я прикуриваю, а потом выдыхаю дым, удушливо-сладкий, не то роза, не то клубника. А она усидеть на месте не может, будто остановиться значит умереть – быстро накрывает на стол, зачем-то убегает в комнату, возвращается, останавливается рядом со мной, но все равно не замирает – пританцовывает на одном месте, как всегда полунасмешливо глядя на мои тщетные попытки нормально выпить кофе, деть куда-то руки и покурить. Я нервно терзаю браслет на запястье, поглядываю в ее сторону, она смеется, звонко и заразительно, а потом обнимает меня, утыкается носом мне в макушку, вдыхает запах волос(черт, после поезда от них скорее всего разит табаком) и шепчет:
- Все же хорошо, глупенькая. Ты здесь.
- Здесь, - как-то хрипло повторяю я, будто бы пробуя слово на вкус, стремясь осознать и привыкнуть к этой вот близости, одуряющим запахам кофе, корицы и цитрусовых, горькому шоколаду (прости, больше ничего не купила), вечному движению, грации и уюту – уникальному, доступному только здесь. И вдруг понимаю, что все это так просто – как дышать, успокаиваюсь, обнимаю ее покрепче и тихо говорю:
- Я тебя люблю.
Она замирает, а мне становится так спокойно и хорошо, что я понимаю – все, вот теперь можно даже и умереть. Через пару секунд в абсолютной тишине раздастся ее прерывистый вздох и, нежное:
- И я – тебя.
***
Я проснусь рано, когда на улице будет еще темно, неслышно встану, прокрадусь к её постели и осторожно сяду на самый краешек – лишь бы не помешать, не разбудить ненароком.
Я буду наблюдать – как короткий локон непослушных волос скользит по её щеке, как она смешно и невероятно мило морщится и что-то бурчит в полусне, зарываясь в подушку. Я буду сидеть неподвижно и видеть, как первые лучи солнца отражаются апельсиновыми бликами в её волосах, как она сонно причмокивает тонкими губами, такими бледными и, наверное, холодными. Мне захочется прикоснуться к ней, запустить руку в спутанные волосы, нежно погладить трогательно выглядывающую из-под одеяла ключицу – такую хрупкую, будто нарисованную, захочется прижаться и не отпускать, вслушиваться в её дыхание, как будто оно осталось единственным звуком в мире, но я не сделаю этого.
Я буду ждать, когда она проснется, зевнет, сощурится, разглядывая меня на краю своей постели и недовольно, хриплым со сна голосом скажет: «Доброе утро».
И начнется день – наш день. Завтрак, сидение на уютной кухне, разговоры обо всем, смех.
А вечером – её любимые улочки в тусклом свете фонарей, мокрый снег, мы – взявшись за руки, чуть ли не вприпрыжку, потому что хочется петь, танцевать, потому что мы – вместе и это прекрасно.
А потом снова кухня – терпкий запах вина и пряностей, обжигающий глинтвейн, дольки апельсина, посыпанные корицей, полувзгляды, и мы – голова к голове, апельсин и корица, рыжая и каштановая, слушающие музыку в одних наушниках на двоих.
Молчание – уютное и правильное, наше с ней. Потому что когда любишь – не нужно слов.
***
В полутьме комнаты я буду лежать, уставившись в потолок, пока не почувствую – каким-то шестым чувством,не иначе –ее взгляд.
Так и есть – смотрит, сощурившись, чуть наклонив голову, внимательно и неотрывно, как будто тоже запоминает.
Плавные линии силуэта, взъерошенные волосы, тонкая маленькая ручка, нервно теребящая пододеяльник – все это я замечу как-то отстраненно, будто и не здесь, а сама буду бороться с болезненным, перекрывающим воздух чувством нежности и желанием прикоснуться, погладить эти нервные пальцы, а то и вовсе – сгрести в медвежьи объятия, прижать сильно-сильно, уткнуться куда-то ей в затылок и вдыхать, вдыхать ее запах, дурманящий, самый лучший. А потом – легонько коснуться губами изящной шеи, сдуть мещающие пряди волос и – ощущать ее, познавать новое чувство безграничной какой-то любви.
Она смотрит теперь уже куда-то в пустоту, машинально накручивает на палец прядь волос и не знает, что единственное мое желание сейчас - болезненное, ноющее, лишающее разума – коснуться губами ее губ…
***
Ощущение счастья растает крошечными серебристыми искорками, затейливо поблескивая в морозном воздухе. Оно оставляет за собой горькое, кофейное какое-то, послевкусие.
Мороз больше не имеет никакого значения – мне так холодно, что все становится слишком лишним. Все ощущения пропадают, растворяются, мне пусто и мерзко, а в легких едким комом оседает никотин десятой, наверное, по счету сигареты.
И хочется кричать, но нельзя, да даже если б было можно – из горла раздастся лишь сипение или хрип.
Поэтому я просто беззвучно плачу, изо всех сил пытаясь осознать – всё.
Все закончилось. Пока, мой рыжик.
Выдыхаю. Иду вникуда, тупо и слепо обшаривая окружающее пространство в поисках…в поисках…
Поезд. Странное оцепенение, одинокая слеза по щеке.
Я ложусь на жесткую полку, отворачиваюсь к стене и шепчу:
- Я люблю тебя. Мы еще обязательно увидимся.
А потом вдруг улыбнусь, вспоминая, как какой-то мужчина в метро посмотрел на нас и сказал своей жене:
- Посмотри, дорогая, они – корица и апельсин.
-
-
10.12.2010 в 23:35-
-
10.12.2010 в 23:43